В сектор иностранной литературы пришёл 3-й номер журнала "Иностранная литература" за этот год. Номер целиком посвящён литовской литературе и имеет подзаголовок  "Литва: рассеяние и собирание". В номере представлены художественная и документальная проза, поэзия, статьи, эссе, юмористические произведения. В предисловии к номеру отмечается, что литовцы — один из малочисленных народов, представители которого рассеянны по всему миру. Это рассеяние началось ещё в XIX веке и было затем связано с распадом Российской империи в 1918 году, вхождением в состав СССР, событиями Второй мировой войны. Поэтому неудивительно, что некоторые литовцы стали известны за пределами своей родины, как режиссёры Гинкас, Някрошюс, Туминас, драматург Марюса Ивашкявичюса, поэт и публицист Томас Венцлова. По традиции представим немного поэзии из номера.

Йонас Айстис

***

Ах, сегодня Млечный Путь подобен многоточью...
Дан любому —  свой неповторимый небосвод.
Ныне одному тебе глаза раскрыты ночью —
Только для тебя все мирозданье дышит и цветет!

Без тебя умолкнут реки, и деревья
Онемеют без тебя, не выпадет роса,
И светила неба оборвут свои кочевья,
И вселенную обрушит, разгромит гроза...

Ты живешь — недолговечен и увечен,
Неприметен в круговерти грозовой...
Но когда умрешь —  и день умрет, и вечер,
И померкнут все светила заодно с тобой!

Офелия

Прозрачней слезы, даже призрачней инея —
Офелия-дурочка, плакса-Офелия.
Стена Эльсинорская, речка пустынная
И гул немоты, немоты и безверия!..

С букетиком чахлым, набившим оскомину...
Что вербы? Ах, вербы!.. Слабеет литания:
Слезой покатится звездочка по небу...
Что может быть в мире глупей ожидания!

Что принц! Отголосок никчемного имени,
А вербы метутся в глухих повторениях:
Офелия, нимфа, припомни грехи мои
В молитвах своих, в непорочных молениях!..

                                                                         Перевод Георгия Ефремова

Альфонсас Ника-Нилюнас

БЕСПОКОЙНЫЕ  ОСЕННИЕ  ПТИЦЫ

Собьются в стаю стай, на зависть чёрной кроне,

И возметутся ввысь, как палые листы,

Когда под бурей все дубы перегибаются в поклоне

И все поля полны непостижимой грусти и пусты, –

Они, чьи крылья словно ломкие ладони,

Усеивают голые деревья и кусты.

В смиренье дерзостном, в порыве похоронном

Они царят над садом, скорбным и нагим,

Подобны крылья их приспущенным знамёнам,

Осенний внятен им невыразимый гимн.

А ветер множит фугу – траурное пламя

(о, помню этот звук, он и горяч, и свят);

Как души моряков парят над кораблями –

Подъяты бурей, стебли молча по небу летят.

Им снятся злые сказочные сны: затем так беспокойна стая.

Их дуб отечески баюкает в трепещущих ветвях

Но слышит чей-то зов (так нас поля зовут и вся земля пустая),

И леденит его тогда слепой, тоскливый страх.

А в полночь грянет клич, как эхо из колодца:

«Я слышу!» И тогда, от ужаса страшна,

Как вечная скиталица, вся стая содрогнётся

И прянет в ночь, где ждёт её глухая вышина.

ДОМИК У РЕКИ

Хочу тебе вернуть я давний домик тот
У речки, до крови родной,
Чтобы в какой-то миг отвлечься от забот
И в этот миг забыться тишиной;
Вновь различить весну, чьи вздохи глубоки,
И осень сонную разбередить в груди,
Потом оставить домик тот у кровяной реки
И лишь за смертью вновь прийти.

                                                                                   Перевод Георгия Ефремова

Ещё прочитать об этом номере "Иностранной литературы" можно здесь: http://inostranka.ru/ ; http://novostiliteratury.ru/2015/03/poslednie-publikacii/anons-zhurnala-inostrannaya-literatura-3-2015/ .